ОТРЫВКИ

 

Из Предисловия

 

  Только Бог Знает, кто мы есть в Вечности! А на Земле можем быть лишь частичным проявлением собственной ли Индивидуальности или созвучного нам Духа. Опять же, мы знаем о том, что Ученик на определённом этапе отказывается от своего имени и принимает Имя Учителя.

   Для более полного понимания таинственного Пути Фалеса Аргивянина следует упомянуть о том, что на протяжении многих веков после Распятия Христова в мире появлялись послания, отправителем которых значился этот Великий Посвящённый. Но они остались неизвестными, и хранились в Сокровищнице Фиванского Святилища. Данные послания впоследствии были перенесены в Гималаи по ряду определённых причин, в том числе и связанных с тем, что Фалес Аргивянин покинул Западную Ложу, и был Посвящён в Братство, представленное Восточной Ложей.

 

........

 

   Мистерия Христа не имеет ни начала, ни конца, здесь проявлен всего лишь «фрагмент» Великой Жертвы, но масштабы его не соизмеримы ни с чем! Практически две тысячи лет назад были заложены самые серьёзные последствия, результаты которых человечество пожинает и по сей день. А что касается страниц более ранней истории от того момента, когда Антарктида была цветущим континентом и где обитали многие Посланники Дальних Миров, то следует сказать, что все герои, упомянутые в данной книге, можно сказать, воскресли вновь, проделав необозримо долгий путь в телах человеческих.

   Так, наряду с героями, сыгравшими положительную роль, «подтянулись» и те, кого можно назвать антигероями, поскольку предававшие прежде продолжали предавать из века в век, и печать предательства так и осталась «несмываемой» с их души, продолжающей вибрировать на уровне Животного Царства. Видимые и невидимые персонажи данной «Мистерии» вновь вернулись на Землю, кто в плотном, а кто в тонком телах, и Волею Закона Кармического их тропы стали пересекаться во днях нынешних.

   А потому нельзя поставить последнюю точку, ибо Мистерия Христа, связанная уже со Вторым Пришествием, только начинает разворачиваться, сметая со сцены Жизни тех, кто подвергал гонениям и пыткам Его Провозвестников, кто служил в роли Предтеч в преддверии Великого Прихода Иисуса Христа в Его Духе Божественном.

 

 

    Мистерия Христа

 

   И вот что рассказал мне Учитель: «Когда Огонь Земли поглотил Чёрную Землю перед рождением блаженной Атлантиды, и массивы первозданной Лемурии стали дном океана, — катастрофа не коснулась храма Богини Жизни, долго бывшего местопребыванием Царя Чёрных — таинственного Арраима. Но задолго до катастрофы неведомо куда исчез великий Царь, оставив свою землю, свой народ, свой храм и свою единственную дочь, ставшую первой жрицей Богини Жизни. Окружённая семью мудрыми жрецами, она, эта дочь, прекрасная Балкис, мужественно встретила ужасную катастрофу и мужественно перенесла её. И когда наконец спустя много месяцев рассеялись облака пепла и дыма, застилавшие небосклон, и обитатели храма Богини Жизни увидели себя на небольшом острове, окружённом мутными, пенистыми волнами нового океана, прекрасная Балкис совершила первое богослужение пред алтарём Богини Жизни и громко дала обет посвятить жизнь отысканию своего отца — таинственного Арраима, ибо она знала, что на нём почиет дыхание Богини Жизни Вечной и что умереть он — не мог.

 

 

........

 

   — Что это за новое учение возглашаешь ты, Аргивянин? — сдержанно спросила она, закусив губы.

   — Это не новое учение, Балкис, — ответил я. — И мальчику, которому отец в первый раз даёт копьё, оно кажется новым, но оно поразило уже многих. Ныне сказано Тремя Мудрыми, — тут я возвысил голос, и он как гром пронёсся под сводами зала, — что время возвестить человечеству о Семени Любви Космической... Семени, говорю я, Царица, ибо самоё Любовь принесёт с собою на Землю Величайший, имя которого — Тайна Космическая, а время прихода Его знает только Единый.

 

 

........

 

   Так вступили мы на террасу, освещённую луной. В углу её, в полумраке тени маслины, сидел Он, Учитель. Вот что увидел я, Фалес Аргивянин.

   Он был высокого роста, скорее худощав. Простой хитон с запылённым подолом облекал Его; босые ноги покоились на простой циновке из камыша; волосы и борода тёмно‒каштанового цвета были расчёсаны; лицо худое и изнеможённое Великим Страданием Мира, а в глазах — я, Фалес Аргивянин, увидел всю Любовь Мира. И понял всё, независимо от того, что открыло мне, как Посвящённому, духовное окружение Учителя.

 

 

........

 

   Слушай, Эмпедокл, — я поведаю тебе великую быль о том, кто пошёл в путь в роковой день распятия Бога, и о том, кто совершает этот путь до сих пор и будет совершать до дня, в который исполнится всё, что предречено Распятым о последнем дне планеты Земля.

   Широка была дорога, коей следовала на Голгофу Божественная Жертва, ибо широка всякая дорога, ведущая к страданию, и узок всякий путь к блаженству. Томительная жара накалила глинистую землю, усеянную выбоинами и затвердевшими глубокими колеями от колёс. В мертвенной тишине полуденного зноя застыла воздушная стихия, не смевшая ещё верить тому, что совершалось на Земле...

 

 

........

 

   Тихи и пустынны были запутанные, кривые и пыльные улицы маленького Назарета, когда я, Фалес Аргивянин, вступил на них при таинственном свете восходившей Селены. Крашеные домики, скрывавшие мирное население, были обсажены масличными деревьями; мне, Фалесу Аргивянину, не нужно было спрашивать пути, — ибо вот — я видел столп слабого голубоватого света, восходивший от одного из домиков прямо к небу и терявшийся там в звёздных дорогах. Это был свет особого оттенка, свойственный источнику Великой Жизни, свет Божеств Женских, свет, осенявший главу Вечно Юной Девы‒Матери в Атлантиде и окружавший явление Божественной Изиды в Святилищах Фиванских.

   Тихо, но уверенно постучал я в дверь этого домика. Его дверь тотчас отворилась, и на пороге появилась высокая женщина, стройность форм которой терялась в широких складках простого грубого платья. Лицо её было скрыто под грубой же кисеёй финикийского изделия.

 

 

........

 

   — Аргивянин! — сказал мне стоявший подле меня Арраим. — Близится миг Великой Жертвы. Чувствуешь ли ты, как затаилась от ужаса природа?

   И верно, как будто жизнь кипела только в толпе на Голгофе; всё прочее вокруг замерло в каком‒то оцепенении: не было ни дыхания ветерка, ни полёта птиц, ни треска насекомых; солнце стало красным, но сила его лучей как будто стала жарче, знойнее, удушливее; от горизонта надвигалась какая‒то густая, жуткая мгла...

   — Смотри, Аргивянин! — послышался вновь голос Арраима.

   И вот на потемневшем фоне синевато‒чёрного неба я, Фалес Аргивянин, увидел вдруг чьи‒то скорбные, полные такой невыразимой, нечеловеческой муки глаза, что дрогнула моя застывшая в Холоде Великого Познания душа от несказанной тайной Мистерии Божественной Печали.

   И я, Фалес Аргивянин, чей дух был подобен спокойствию базальтовых скал в глубине океана, почувствовал, как жгучие слёзы очей моих растопили лёд сердца моего...

   То были глаза Бога, вознесённого людьми на крест.

 

 

........

 

   Я медленно обернулся и оглядел всё вокруг. Только два солдата, бледные и насмерть перепуганные, были на ногах, остальные ничком лежали на земле. Толпы уже не было; неподалёку валялся труп низенького священника с покрытым кровавой пеной лицом; у Креста Господня были всё та же приникшая к ногам Распятого женщина и Иоанн, весь ушедший в молитву, печальный, но просветлённый; могучая фигура римского солдата перед самым крестом, да два Сына Мудрости — я и Арраим — вот какова была обстановка последних минут Бога на Земле.

 

 

........

 

   И раздался в тиши один только звук — высокий, чистый и нежный, раздался и замолк. Возник снова — ещё чище, ещё нежнее... И вдруг волною полились, братья и сестры, звуки, но не торжествующие, как думаешь ты, Эмпедокл, а нежно и тихо славословящие. То был не гимн победно торжествующий, а любовное возвращение Бога Распятого к распявшей Его плоти человеческой; не торжество звучало, а Всепрощение, ибо вот — какая же победа может быть у Господа Всемогущего и Всесильного?

   И тихо‒тихо повернувшись, упал камень приваленный, яркий свет хлынул волною из пещеры, и на пороге её показалась дивная фигура Христа Иисуса.

   Светел и благостен был Лик Его Божественный, Любовью бесконечной светились Его кроткие очи, и первый взгляд Его был туда, где на небосклоне горели крылатые очи Денницы, вспыхнувшие тотчас восторгом Божественным. И раскрылись уста Люцифера Светоносного, и невыразимой торжественности гимн излился из них, неся в бездны Хаоса строительство миров новых на новых началах победы над смертью...